П. Г. Сметанников

Индуцированные психические расстройства.
Вопросы клиники и патогенеза.

Еще Эскироль упоминал о возможности массового распространения психических болезней, т.е. о так называемых «психических эпидемиях». Затем в литературе приводились отдельные казуистические описания перехода бреда и галлюцинаций от одного лица другому, до того здоровому, если жизнь и интересы их были общими. Но впервые и под особым названием (folie communiquce) эти состояния были описаны Bejarge.
Термин «индуцированное помешательство» был введен. Леманом в 1882 году.
Первой и наиболее значительной русской работой об индуцированном помешательстве была монография В. И. Яковенко, обобщившего всю известную до того времени казуистику и описавшего ряд собственных наблюдений. Яковенко описал условия возникновения, клиническую картину и исходы индуцированного, или, как он называл, подражательного помешательства. Индуцированное психическое помешательство заключается в том, что те или иные психопатологические проявления, преимущественно бред, передаются от психически больного другому лицу, если оно находилось в тесном контакте с первым. В этом случае происходит как бы «заражение психозом» одного лица другим. Совместную жизнь, общность запросов, интересов и взаимное понимание людей Яковенко считает необходимым условием для возникновения индуцированного помешательства. Проанализировав клинический материал, он заключает, что чаще всего такого рода явление возможно между мужем и женой, родителями и детьми, хозяином и прислугой и т. д., так как в этих случаях желания, опасения и вообще переживания одного являются в высшей степени важными и актуальными для другого. Весьма важным для возникновения индуцирования является соотношение характерологических свойств индуктора и индуцированного. Индуктор (заболевающий первым), как указывает В. И. Яковенко, чаще всего бывает энергичным, деятельным человеком с сильным характером, активно высказывающим свои переживания. Нередко он умственно боле развит, чем индуцируемый, но, во всяком случае, пользующийся у него авторитетом. В противоположность индуктору индуцируемый является лицом слабохарактерным, пассивным, внушаемым и, во всяком случае, находящимся в «психическом подчинении» у первого. Яковенко обращает внимание на то, что индуцированные нередко имеют отягощенную наследственность, в той или иной степени умственное недоразвитие, кроме того, характеризуются, истеричностью. Во всяком случае, у них наблюдается определенная слабость нервной системы, вызванная ранее бывшими инфекциями и другими тяжелыми болезнями, климактерическим периодом, старостью или патогенными моментами, непосредственно предшествующими индуцированию. К последним он относит психические травмы, переутомление, недосыпание и др. С учетом всех указанных условий Яковенко считает, что индукторами чаще всего бывают параноики, а индуцированными - дети, женщины и особенно - истеричные.
Процесс развития индуцирования Яковенко делит на этапы. На первом этапе индуцированный соглашается с высказываниями заболевшего, не анализируя их, или пока только верит ему, сам не высказывая таких переживаний. Этот период может тянуться от немногих дней до 1,5 - 2 лет, и затем смениться вторым, когда индуцированный начинает высказывать и переживать все то, что воспринимает от своего индуктора. Тождественность болезненных переживаний считается необходимым фактором, доказывающим, что второе лицо не самостоятельно заболело, а индуцировалось от первого. В связи с этим, редкие случаи одновременного заболевания двух совместно живущих лиц разными, формами болезни Яковенко отличает от индуцированного помешательства и называет их ложным folie a deux.
После того, как заболевание индуцированного вступило во вторую фазу и приняло черты настоящего психоза, этот второй член индуцированной пары может не только воспроизводить переживания первого, но активно развивать их и даже вносить в них новое. Яковенко указывает, что разъединение индуктора и индуцированного на первой фазе приводит к быстрому выздоровлению. Разъединение на второй фазе «индукции» также приводит к выздоровлению, но не всегда, a иногда в таких случаях наблюдается исход в затяжное и даже неизлечимое состояние. Значительно реже возможны случаи индуцирования не одного, а двух, трех и более человек. Наиболее частой формой индуцированного помешательства, Яковенко считал хроническую паранойю, бред преследования с идеями величия и галлюцинациями и гораздо более редкими - маниакальные и меланхолические состояния.
В. П. Сербский (1900) считает, что индуцированные лица и без того проявляют наклонность к психическим болезням. Наиболее частой формой он также считает паранойю в виде правдоподобности и систематизированности имеющегося при ней бреда.
С. С. Корсаков отмечает большую роль внушения в возникновении индуцированного помешательства и допускает при этом следующие возможности: 1) когда индуцируются здоровье лица, подпавшие под влияние заболевших; 2) когда один душевнобольной индуцирует другого и последний развивает бред первого; 3) когда у нескольких членов семьи или коллектива под действием одних причин развивается одно заболевание, и когда роль собственно примера трудно определима.
В. П. Осипов (1931) также обращает особое внимание на роль внушения в развитии индуцированного помешательства. Выраженность и продолжительность индукции он ставит в прямую связь с внушаемостью индуцированных, особенно - истеричных. Наиболее частыми формами индуцированных психозов он считает паранойю, парафрению и описывает два случая индуцированного помешательства от депрессивных больных.
В связи, с тем, что по наблюдениям большинства авторов основными описанными формами идуцированного помешательства являются паранойя и парафрения, представляет интерес случай индуцированного психоза, с которым нам удалось познакомиться по материалам Института Судебной психиатрии имени В. П. Сербского.

Больная К. М. В. 36 лет. Родилась в крестьянской семье на Украине. Родители были психически здоровыми. Тетя больной по матери и двоюродная сестра по отцу были душевнобольными. К. была в семье последним, пятым по счету ребенком.Учиться начала с 8-ми лет, училась хорошо. Окончив 4 класса, в связи с материальной нуждой бросила учебу и помогала по хозяйству. В 14 лет перенесла сыпной тиф в тяжелой форме с бессознательным состоянием. Долго после этого не могла поправиться. Работая с 19-ти лет, была домработницей, мойщицей в ресторане, испытывала нужду. По характеру К. всегда была замкнутой, необщительной и крайне сенситивной. Тяжело реагировала на любую даже незначительную неприятность и долго ее переживала. Своего будущего мужа - К. И. В. она знала некоторое время до замужества, и в 1927 году вышла за него замуж.
К. И. В., 46 лет, также украинец, воспитывался в бедной крестьянской семье, (дядя по матери был душевнобольным). В детстве был болезненным, но довольно подвижным и общительным ребенком, учился удовлетворительно. Окончил начальную школу и затем работал по сельскому хозяйству, а позднее - металлистом. Женился в 1927 году. По характеру он был мягким, веселым, имел друзей, старался не ссориться со своей женой. Первые годы их совместной жизни прошли довольно благополучно.
К. занималась домашним хозяйством, а муж работал на автобазе. В отношении половой жизни она всегда была фригидной. В 1928 году сделала аборт. Жили на Украине. В начале 1932 года переехали в Москву. Долго не могли найти квартиры, устроились в пригородном районе. Муж работал шофером, а К. была в это время беременной. В то время у нее наблюдались отеки ног, а также тоскливое состояние. В 1932 году родила здорового ребенка. Вскоре после родов переменили место жительства. Тоскливое состояние усилилось, она стала высказывать мысли о самоубийстве. В 1933 году они еще раз переменили место жительства, переехали в новую квартиру, где и проживали в последующее время.
К. чуждалась людей, соседей, ни с кем не общалась, не убирала свою комнату и тем более - квартиру. Соседей это возмущало, они предъявляли ей претензии и, убедившись в их бесполезности, оставили К. в покое. Между тем К. с особой внимательностью относилась к сыну. Считала, что соседские дети его намеренно дразнят, бьют, старалась не выпускать его из дому. Она много плакала, боялась куда-либо ходить.
Муж, приходя с работы и заставая жену в таком состоянии, тоже стал вести себя замкнуто. Общался он только с женой и сыном. Соседи подавали дело в товарищеский суд, обвиняя К. в краже дров, но суд будто оправдал ее. Однако отношения, с соседями стали очень плохими. К. все это сильно переживала. Летом они всей семьей все время проводили в парке, и домой приходили только ночевать. В 1937 году К. в течение непродолжительного времени находилась в тоскливом состоянии и высказывала мысли о самоубийстве. В 1940 году соседи вновь подали на К. заявление в товарищеский суд, который по ее словам оправдал ее. Отношения между ними и самой К. ухудшилась еще, более. Соседи будто бросали грязь в окна их комнаты, камни - в ее сына. Она возмущалась, предъявляла им по этому поводу претензии, но они удивлялись, пытались доказать, что этого не было. Однажды, проснувшись ночью, К. почувствовала невыносимую тоску. В голове неотступно была одна мысль о том, что она должна покончить с собой и убить ребенка. Слышала голоса (иногда похожие на голоса соседей), говорившие о том, что она должна умереть и убить сына, «а муж пусть живет один». Иногда эти голоса спорили между собой, обсуждали ее положение, говорили, что ребенка убивать не нужно и т.д. К. потеряла сон, аппетит, была тоскливой, перестала что-либо делать по хозяйству, у нее прекратились месячные. Муж сначала уговаривал К. отказаться от мыслей о самоубийстве, говорил, что жизнь их будет лучше. Врачи поликлиники выдали К. направление в психиатрическую больницу, но из-за занятости муж так и не нашел времени госпитализировать ее. Все эти переживания тянулись около года. Летом 1941 года депрессивные переживания и высказывания К. несколько ослабели. Но она продолжала обвинять соседей в преследовании и издевательствах.
К этому времени муж стал верить, что соседи проводят против них травлю, и семья К. стала жить совершенно изолированно от других. В их комнату никто из посторонних не попадал. К. и ее муж после работы ни с кем не говорили, ходили в грязной одежде, выглядели «запущенными» К. была страстно привязана к своему 8-милетнему сыну, всеми переживаниями делилась только с мужем, который в то время оказался всецело в ее подчинении. Она рассказала ему о каких-то стуках и «нашептывании», якобы исходивших от соседей. Вскоре и муж ее стал слышать стуки и шепот под дверями, как об этом рассказывала К. Вскоре после начала войны, после того как К. услышала от других граждан, что дети будут эвакуированы без родителей, она стала думать об общем самоубийстве и склоняла к этому мужа. Примерно с 7/VII-41 К.И.В. также стал думать о самоубийстве.
8/VII- 1941 года вместе они решили утопиться, захватив с собой и сына. Чтобы не было желания вернуться назад домой, супруги порезали дома всю одежду, мягкую мебель, порвали 1100 рублей денег и клочки, их забрали с собой. Дома они оставили записку, что не могут больше жить из-за постоянных нападок со стороны окружающих. К. и ее муж выпили немного вина, напоили сына и сказали ему, что будут купаться, взялись за руки, заключили в середину сына и стали углубляться в реку. В это время они целовали сына и плакали. Когда стало глубоко, сына утопили и пошли дальше, но кто-то задержал их и вывел из воды. Несколько дней они скитались по городу, ища реку с более глубоким местом, чтобы утопиться, но это им не удавалось. Выпили по бутылке йода, но было только головокружение и «жжение в груди». Квартира их была вскрыта, и там было обнаружено много грязи и насекомых. Было обнаружено также изрезанное довольно новое платье, хотя сами супруги К. ходили в лохмотьях. Знакомым, которые их спрашивали о сыне, сообщили, что он находится в больнице. 16 июля 1941 года они были задержаны и направлены в Институт имени Сербского на экспертизу.
В Институте находились с 15 сентября по 16 октября 1941г. При исследовании в Институте обнаружено следующее.
К. Физическое состояние. Несколько пониженное питание, сердце, легкие и другие внутренние органы - без отклонений от нормы, аменоррея. Со стороны центральной нервной системы признаков органического поражения нет.
Психическое состояние. Испытуемая угнетена, на вопросы или совершенно не отвечает или отвечает односложно безразличным тоном. Окружающим не интересуется. В контакт ни с кем не вступает. В первое время производила впечатление дезориентированной, оглушенной. Настроение резко подавленное, больная находится в состоянии глубокой тоски, все время лежит или сидит в постели в позе «сгибателей», низко опустив голову. Упорно отказывается от еды, говорит, что «она не достойна обеда». Называет себя самой страшной преступницей, упорно высказывает суицидные мысли. Несколько оживляется при расспросах ее о сыне. Начинает вспоминать его внешность, поступки. Со слезами на глазах говорит, что теперь он бы учился в школе. Объясняет, что они с мужем не успели умереть, вновь заявляет о нежелании жить. Через две недели, при систематическом приеме кофеина с амитал-натрием, стала растормаживаться, чаще есть самостоятельно, реже высказывать бредовые идеи самоуничижения. Стала ориентироваться и давать анамнестические сведения. К концу месячного срока стала спокойной, однако интереса ни к чему не проявляла. При разговоре о сыне временами возбуждалась, выражала сожаление по поводу случившегося, но произносила это формально, без достаточной эмоциональной реакции. Так же К. реагировала и на вопросы о своей судьбе и о будущем мужа.
В целом за время пребывания в Институте была замкнута и с больными не общалась. Была все время бездеятельной и эмоционально несколько уплощенной.
Заключение экспертной комиссии Института: больная страдает шизофренией, невменяема. Может находиться под наблюдением районного психиатра.
Что касается мужа, то у него при исследовании в Институте обнаружено следующее.
К. И. В. Физическое состояние.Питание удовлетворительное, внутренние органы без патологии. Птоз левого века, остальные черепно-мозговые нервы и сухожильные рефлексы без патологии.
Психическое состояние. В первые дни пребывания в Институте больной угнетен, необщителен, неохотно отвечает на вопросы. Заявляет, что умереть он собирался вместе с женой и заодно решили утопить сына, чтобы он без них не мучился, так как «жена в расстройстве» от «травли соседей», которые будто «шушукались под дверями». Затем он оставался угнетенным, плакал при вопросах о случившемся. Сообщил, что жена давно высказывала мысли о самоубийстве и особенно упорно говорила об этом последнее время. Объяснил, что сам не понимает, как и зачем он все это делал. Говорит, что находился как в бреду. Тоски, бредовых идей и мыслей о самоубийстве, как и галлюцинаций у него не было. Вскоре он стал давать достаточно точно анамнестические данные о себе и о жене, проявлять достаточную пaмять о прошлом, эмоциональную сохранность и интерес к будущему.
Заключение экспертной комиссии Института: невменяем, как совершивший правонарушение в состоянии индуцированного психоза. В пребывании в психиатрической больнице не нуждается.(...)

Продолжение читайте на страницах журнала.
Так же электронную версию статьи можно приобрести.

"Невский целитель" XII/2011